Ференц Шанта и его роман «Пятая печать»
Жестокая дилемма кажется неразрешимой. Честность не позволяет никому из этих обыкновенных людей решиться, даже умозрительно, в разговоре, на крестный путь добродетели и рабства, а признаться в том, что, пожалуй, лучше уж жить тираном и насильником, каждый из них не может — это гадко и подло. Только фанатичный Кесеи претендует на то, чтобы отождествить себя с Дюдю.
Но Дюрица резко обвиняет его во лжи. Так что же, неужто нет иного выбора и каждый готов отречься от добра, справедливости и морали, только бы не терпеть мук?
Посеянные страшной притчей раздумья не дают покоя героям и тогда, когда они расходятся по домам. Повествование словно распадается на отдельные ручейки, автор следует за каждым из персонажей, рисуя его поведение в ночь после дискуссии в кабачке. Есть известная заданность, логически рассчитанный прием в том, как неожиданно поворачиваются, казалось бы, уже узнанные читателем характеры, поражающие контрастными гранями. Простодушный верзила Ковач оказывается самым настойчиво мыслящим и угадывает ложность альтернативы — либо раб, либо тиран. Поэтически изъясняющийся и нравственный книгочей Кирай несет выменянную грудинку не своей почтенной супруге, а корыстной и лживой любовнице. А его оппонент — циник Дюрица, — оказывается, действительно содержит девочек, но не потому, что он растлитель малолетних, в чем его обвинял Кирай, а потому, что укрывает сирот, родители которых погибли в лагерях смерти, заботится о них, как о своих собственных потерявших мать детях. Добродушный трактирщик Бела проявляет хитрость и изворотливость, ловко рассчитывает, кому дать взятку, чтобы добыть запрещенную палинку и спокойно ею торговать. Более того, он умеет в своих расчетах заглянуть в будущее, скалькулировать грядущее поражение фашизма, а поэтому готов оказать помощь той самой соседке, мужа которой увезли на смерть нилашисты.
Но писатель не стремится ни разоблачить своих героев, ни, напротив, возвеличить их скрытые благородные стороны. Он хочет воплотить в образах, то есть сделать наглядной, мысль о том, как непрост, неоднозначен «простой» человек, как причудливо переплетено в обыкновенной личности хорошее и дурное, как давит на нее груз общественных предрассудков в несправедливом и жестоком эксплуататорском мире. В палитре Шанты-художника много красок, много оттенков. Он не боится быть сентиментальным и откровенным до натуралистичности, для него органичны ирония и лиричность, грубоватый юмор и подлинный трагизм. В изображенных им характерах привлекает богатство психологических черт, многообразие душевных оттенков, не нарушающее целостности, а лишь придающее чело- неческому образу глубину и неповторимость. Его простые герои мыслящие, отнюдь не бездуховные люди. И наверное, самое главное: они живые люди, противостоящие в романе кровавым нелюдям-фашистам.