Жестокая дилемма кажется неразрешимой. Честность не позволяет никому из этих обыкновенных людей ре­шиться, даже умозрительно, в разговоре, на крестный путь добродетели и рабства, а признаться в том, что, пожалуй, лучше уж жить тираном и насильником, каждый из них не может — это гадко и подло. Только фанатичный Кесеи претендует на то, чтобы отождествить себя с Дюдю.

Но Дюрица резко обвиняет его во лжи. Так что же, не­ужто нет иного выбора и каждый готов отречься от добра, справедливости и морали, только бы не терпеть мук?

Посеянные страшной притчей раздумья не дают покоя героям и тогда, когда они расходятся по домам. Повество­вание словно распадается на отдельные ручейки, автор следует за каждым из персонажей, рисуя его поведение в ночь после дискуссии в кабачке. Есть известная заданность, ло­гически рассчитанный прием в том, как неожиданно поворачиваются, казалось бы, уже узнанные читателем харак­теры, поражающие контрастными гранями. Простодушный верзила Ковач оказывается самым настойчиво мыслящим и угадывает ложность альтернативы — либо раб, либо ти­ран. Поэтически изъясняющийся и нравственный книго­чей Кирай несет выменянную грудинку не своей почтен­ной супруге, а корыстной и лживой любовнице. А его оппонент — циник Дюрица, — оказывается, действительно содержит девочек, но не потому, что он растлитель малолетних, в чем его обвинял Кирай, а потому, что укрывает сирот, родители которых погибли в лагерях смерти, забо­тится о них, как о своих собственных потерявших мать детях. Добродушный трактирщик Бела проявляет хитрость и изворотливость, ловко рассчитывает, кому дать взятку, чтобы добыть запрещенную палинку и спокойно ею торго­вать. Более того, он умеет в своих расчетах заглянуть в будущее, скалькулировать грядущее поражение фашизма, а поэтому готов оказать помощь той самой соседке, мужа которой увезли на смерть нилашисты.

Но писатель не стремится ни разоблачить своих героев, ни, напротив, возвеличить их скрытые благородные сто­роны. Он хочет воплотить в образах, то есть сделать на­глядной, мысль о том, как непрост, неоднозначен «простой» человек, как причудливо переплетено в обыкновенной лич­ности хорошее и дурное, как давит на нее груз обществен­ных предрассудков в несправедливом и жестоком эксплуа­таторском мире. В палитре Шанты-художника много кра­сок, много оттенков. Он не боится быть сентиментальным и откровенным до натуралистичности, для него органичны ирония и лиричность, грубоватый юмор и подлинный тра­гизм. В изображенных им характерах привлекает богат­ство психологических черт, многообразие душевных оттен­ков, не нарушающее целостности, а лишь придающее чело- неческому образу глубину и неповторимость. Его простые герои мыслящие, отнюдь не бездуховные люди. И навер­ное, самое главное: они живые люди, противостоящие в ро­мане кровавым нелюдям-фашистам.

Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8